В это день они отправились на перезагрузившийся кластер, идти пришлось ночью, при свете луны тени казались страшными монстрами, но страха у маленького отряда не было. Зараженным здесь не чего было делать. Кластер дальний и грузится раз в месяц, клочок городка с малочисленными жителями в двух и трех этажных бараках.

Отряд не торопился и подождал, пока зараженные пожрут иммунных и вошел в кластер урчащий десятком пустышек.

Зачистка от зараженных прошла быстро, выживших иммунных не оказалось, хабар собирали строго распределив участки между сборщиками. Пятеро иммунных имеющее оружие и дары встали на охрану по периметру и тихо переговаривались. Собранный хабар складывали в общую кучу, где Кладовщик с Хорей сортировали и раскладывали вещи по мешкам, грузили их на волокуши для транспортировки в стаб. Машины в стабе были очень дорогие и доставку хабара производили таким древним способом.

Цинк, собиравший хабар в одном подъезде трех этажки. Квартиры вскрывал ломиком, иногда двери были открыты, и обглоданные трупы приходилось перешагивать стараясь не наступать в лужи крови и уже вонявших кишок. Отвращение в себе он уже поборол и теперь вид разодранных тел не вызывало у него тошноту.

Остался только один последний этаж и можно будет передохнуть. Присесть возле волокуш, получить порцию живца и что-нибудь из еды. Цинк неимоверно хотел есть, всегда, даже во сне его живот урчал как мутант требующий жратвы. Вот и сейчас в его утробе раздавалось тихое ур не дающее сосредоточиться на сборке.

Что бы обследовать шкафы на кухне, ему пришлось стянуть с кровати одеяло и накрыть труп девушки лежащей в луже крови. Зараженный вырвал у нее сонную артерию вызвав сильное кровотечение из-за этого весь пол был залит бурой жижей в которую мужчина не хотел наступать.

Тихий звук насторожил Цинка и он замер нащупывая металлический клюв на поясе (такие были у всех жителей стаба и использовались, для убийства медляков). Звук исходил из-под тела и на секунду ему показалось, что девушка жива, пришла в себе тихо плачет. Но тело было мертвее мертвого, а звук издавало живое существо. Цинк перевернул тело, изрядно испачкав руки в крови и замер. Под телом в луже крови дрожа всем телом лежал щенок, совсем крохотный. Он тихо плакал, совсем как ребенок. Душа мужчины дрогнула, он поднял кроху на руки. Потом он долго тер трясущегося малыша мокрой тряпкой оттирая с мягкой рыжей шерсти, запекшуюся кровь и смотрел в карие доверчивые глаза.

Окрик с улицы вернул мужчину в реальность, а она была такова, что щенка придется сдать вместе с собранным хабаром, но Цинк однозначно не хотел этого делать.

Быстро осмотрел маленькую комнатку, он сунул щенка в ящик шкафа, туда поставил миску с водой и погладил малыша.

Цинка трясло, пока он собирал какие-то крупы с полок в маленькой кухне, отнес все в общую кучу и получив свою порцию живца и банку тушенки вернулся в квартиру плотно закрыв входную дверь. Вскрыть банку ножом минутное дело, найти миску и вывалить содержимое в ней тоже минута, затем Цинк прислушался, в подъезде раздались шаги и его позвал Баня (имя он получил простое, где нашли так и назвали). Цинк кинулся к шкафу одним рывком, раскрыл шкаф, поставил миску с тушняком к носу щенка, в воду плеснул живца, потом совсем тихо… "Я вернусь".

Цинк аккуратно придвинул потертое кресло к шкафу он вальяжно уселся в ожидании Бани.

— Ты что тут затихорился, припрятал что-нибудь, так поделись с товарищем пока Кладовщик не отнял. Баня был тот еще пройдоха и стукач, о чем Цинк уже знал и остерегался с ним связываться, потому что наказание в стабе были жесткие, а за воровство и укрывательство хабара карали лишением живца.

— Так не чего такого, просто решил пожрать с комфортом. Цинк развел руками показывая на маленькую комнатку. В руке зажимая уже пустую банку тушняка.

— Быстро ты управился и с товарищем не поделился, Баня был любителем халявы и расстроился что ему в этот раз ни чего не обломилось.

Всю дорогу назад в стаб Цинк пер, как одержимый, ни на минуту не оставляя надежду вернуться за щенком. Оставалось спланировать побег из стаба, совершив кражу споранов и еды и бежать без оглядки к малышу так нуждавшемуся в заботе.

Кваз снова пришел в себя. Все уже плыло у него перед глазами, голова раскалывалась на множество осколков каждый из которых приносил неимоверную боль. Возможно он стонал прибывая в бессознательном состоянии, это и привлекло внимание блондинки.

Девушка пристально смотрела на кваза и в ее глазах промелькнула жалость, или измученному и страдающему от спорового голодания иммунному это только показалось.

Глава 7

Тихий стон привлек внимание Рипли, она отвлеклась от тягостных раздумий и перевела взгляд на изуродованное тело. Кваз страдал, но стоически терпел боль. То что он не хотел предавать своих людей, это девушке было понятно сразу. Но было и еще что-то, что могло погубить не только муровский стаб, но и еще кого то близкого именно ему.

Кто это девушка? Друг, может кто-то из прошлой жизни? Рипли терялась в догадках, а между тем кваз пришел в себя и стал смотреть на нее глазами налитыми кровью. Страшный взгляд, обреченного человека. Таких людей Рипли еще не встречала в своей жизни, ни здесь в Стиксе ни в прошлой беззаботной жизни.

Что чувствует человек понимая, что обречен? Чувства почти ничто по сравнению с тем состоянием в котором находился кваз. Изуродованное, истерзанное тело не регенерировало из-за отсутствия живца.

А что чувствует человек при споровом голодании и что происходит с ним потом? Таки вопросы возникли у Рипли впервые. Она ни когда не чувствовала потребности в этом напитке, и этим была благодарна своей копии в этом мире "Ириски".

— Что ты чувствуешь, когда не получаешь живец, — девушка неожиданно прервала молчание.

Кваз тупо смотрел на нее не мигая. Рипли показалось что он ее даже не слышит. Но спустя несколько минут он облизал, окровавленные губы сухим языком тихо прохрипел.

— Не дай Бог тебе это почувствовать, девочка. Что может чувствовать человек лишенный воды, пищи и воздуха? Живец это наше все. Без него иммунный постепенно теряет разум, его сознание меркнет, все тело болит так как не может болеть ни при одной ране. Он на минуту замолчал, по его телу пробежала волна судорог.

— Кто у тебя в стабе, за кого болит твое сердце? Рипли, задала вопрос заставивший кваза вздрогнуть как от удара.

— Если вы туда придете, она умрет, потому что для зараженных собаки самый лакомый кусок и ты не сможешь удержать своих мутантов. Кваз тяжело вздохнув закрыл глаза.

Рипли поднесла флягу с живцом к его губам и насильно влила ему в рот живительную влагу. Потом еще и еще, так продолжалось несколько минут, пока кваз не стал дышать ровней.

— Что за день? Девушка заливала обрубки конечностей живцом и бинтовала рваные раны. Кваз тихонько всхрапывал, но глаза не открывал.

— Не дай мне повода пожалеть об этом, парень. Рипли положила уродливую голову кваза на рюкзак и вернулась к Деду.

— Не умер в тебе человек, и я этому очень рад. На том и держится этот Богом забытый мир, — старик погладил девушку по руке в знак одобрения и поддержки.

С наступлением сумерек Храпу стало немного лучше, но не настолько что бы он смог прокомментировать действия Рипли, и он промолчал в душе радуясь что девушку не сломал этот жестокий мир и не сделал ее душу кровожадной.

Уже ночью вернулся Умник и притащил в зубах тушу носорога.

От этого зрелища подскочил даже еле живой Дед.

— Охренеть, — только и смог произнести иммунный разглядывавший торчащую из пасти элитника окровавленную рогатую голову носорога.

Умник довольно урча кинул тушу к морде Храпа, с подозрением рассматривающего окровавленное животное.

— Ну что доволен? — Рипли пнула ногой гору мяса, ранее бывшего экзотическим животным. Кушайте на здоровье, а я спать пойду, что бы не портить вам аппетит своей тошнотой.